Воспоминаниями о Петре Яковлевиче поделился заведующий лабораторией радиационных технологий ИФХЭ РАН доктор химических наук Юрий Сергеевич Павлов, продолжающий сегодня развивать уникальные радиационно-химические технологии в рамках приоритетных направлений научно-технологического развития страны в радиохимической области:
«Моя первая встреча с Петром Яковлевичем Глазуновым произошла весной 1975 года. Тогда я только поступил в аспирантуру Московского инженерно-физического института и приехал в его лабораторию в ИФХ АН СССР в корпус ускорителя. Мы обсуждали план совместной работы на ускорителе ЭЛУ-6Э ИФХ по измерению параметров внутриимпульсной структуры и отдельных электронных сгустков с помощью разработанного мной коаксиального пикосекундного датчика. Практически всю свою жизнь Петр Яковлевич работал над чрезвычайно важными для страны вопросами в режиме предельной секретности. В ходе наших разговоров с Петром Яковлевичем в 1989-1991 гг., выяснились лишь некоторые подробности научно-технических проблем, поручаемых П.Я. Глазунову в составе больших научных коллективов, неизбежные трудности на пути к конечным целям, наличие тупиковых путей исследований и методы решения возникших проблем. Петр Яковлевич в беседах со мной высказывал желание написать об истории создания Лаборатории № 6 ИФХЭ РАН и об её вкладе в «Атомный проект СССР». Это желание Петра Яковлевича я в настоящее время пытаюсь выполнить. Позднее, уже в середине 1990-х годов, когда была снята секретность с части документов по атомному проекту СССР, стали понятны основные цели и возможности использования ускорителей заряженных частиц на заре становления атомной промышленности. К сожалению, я не придавал должного значения многому из того, что сейчас меня интересует, и больше слушал, чем задавал вопросы. В свое оправдание, могу заметить только, что в тот сумасшедший период жизни, который назывался «перестройкой», у нас было слишком много текущих дел и совсем не было времени. Лишь много позже я понял и важность наших разговоров, и то, что главная ценность жизни – это человеческое общение с интересными, близкими по духу людьми».
Петр Яковлевич Глазунов родился 14 февраля 1913 года в поселке Усть-Ордынский Иркутской области. С детства он проявлял тягу к техническим наукам и склонность к изобретательству. Одинадцатилетний Петя Глазунов, один из первых в сибирском крае, собрал детекторный радиоприемник – сразу, как только схема его была напечатана в журнале «Радиолюбитель».
В 1931 году Петр Яковлевич успешно сдал экзамены в самый престижный по тем временам Ленинградский политехнический институт (современное название – Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого). Он его закончил в 1936 году. Петр Яковлевич Глазунов впоследствии работал в ИФХЭ РАН и был основателем лаборатории радиационных технологий Института. В 1946-1948 гг. под руководством П.Я. Глазунова создан ускоритель ВВУ-1 – каскадный генератор на энергию 1,5 МэВ с током 2 мА.
ЯДЕРНАЯ ГРУППА В ЛФТИ
Первые работы по изучению атомного ядра в Советском Союзе начались в 20-е годы XX века в физико-техническом отделе Государственного рентгенологического и радиологического института (современное название – ФТИ им. А.Ф. Иоффе), который возглавлял академик Абрам Фёдорович Иоффе. В 1922 году Физико-технический отдел получил отдельный статус и на его основе был создан Государственный физико-технический рентгенологический институт (ГФТРИ). В 1925–1931 года была образована Центральная физико-техническая лаборатория при ВСНХ, и после ряда переименований объединяется с ГФТРИ в Государственный физико-технический институт (ГФТИ) при ВСНХ. Позднее, в 1932 году – ГФТИ преобразован в Комбинат физико-технических институтов, руководимый А.Ф. Иоффе, в составе которого стал Физико-технический институт (ФТИ). 23 ноября 1933 года деятельность Комбината прекращается и из него выделяются три самостоятельных института, один из которых – Ленинградский Физико-технический институт (ЛФТИ), директором назначается Абрам Фёдорович Иоффе. П.Я. Глазунов начал работать с А.Ф. Иоффе в 1932 году, сначала лаборантом, после получения диплома – научным сотрудником.
Ядерная группа была создана ФТИ в 1932 году. С самого начала Петр Яковлевич входил в состав ядерной группы ФТИ и активно участвовал в исследованиях в области строения атомного ядра и в создании ускорителей разных типов.
С 1941 П.Я. Глазунов – главный энергетик, с октября 1942 по март 1943 – главный инженер Специальной лаборатории атомного ядра Ленинградского физико-технического института АН СССР, с апреля 1943 – главный инженер Лаборатории № 2 АН СССР, с 1949 – заведующий лабораторией в Лаборатории № 6, с 1954 – заведующий сектором ИФХ АН СССР. Первое время в ЛФТИ регулярно проходили семинары ядерщиков и крупные международные конференции. Однако, как только учёные всего мира подошли к пониманию, какую мощную энергию таит в себе расщепление атомного ядра, международное общение было моментально свернуто, и публикационная активность по этой теме упала до нуля. Наработки в области исследования атомной энергии были засекречены.
В 1933 году «Особая группа по атомному ядру» в ЛФТИ, которую создал А.Ф. Иоффе, была переорганизована в отдел ядерной физики. Игорь Васильевич Курчатов был назначен руководителем отдела. Очень скоро, в том же 1933 году, под руководством Игоря Васильевича Курчатова был запущен небольшой циклотрон («бэби-циклотрон», как его называли в ЛФТИ), с энергией 500 кэВ и током 10–10 А, который был первым циклическим ускорителем на европейском континенте. Бэби-циклотрон был высотой 1,7 м с диаметром полюсов электромагнита 28 см; вес электромагнита составлял около 2 т. В 1934 году в лаборатории И.В. Курчатова начал работать линейный ускоритель (по типу ускорителя Кокрофта и Уолтона), дававший протоны примерно такой же энергии, что и бэби-циклотрон, но более компактный и устойчивый в работе.
В этой большой коллективной работе П.Я. Глазунов на всю жизнь нашёл свое профессиональное призвание – разработка, создание, эксплуатация ускорителей заряженных частиц и проведение экспериментальных исследований в области ядерной физики и химии.
Во время работы на ускорителях его создатели отмечали, что иногда плохо себя чувствуют. Они предполагали, что это происходило из-за воздействия опасных ионизирующих излучений, и понимали, что это опасно. Но тогда никто из них не знал ни о последствиях радиоактивного облучения, ни о правилах защиты. Основной защитой были бочки, наполненные водой, или поленница с сырыми дровами.
ЛЕНИНГРАДСКИЙ ЦИКЛОТРОН – САМЫЙ БОЛЬШОЙ В ЕВРОПЕ
В 1936 году И.В. Курчатов развернул большую подготовительную работу по сооружению нового мощного циклотрона ЛФТИ. В конце 1937 года Наркоматом тяжелой промышленности СССР было принято решение о выделении материалов и средств на сооружение циклотрона. 5 марта 1938 сотрудники ЛФТИ во главе с А.Ф. Иоффе написали очень своевременное письмо председателю СНК СССР В.М. Молотову об ускорении темпа работ по созданию циклотрона и развития экспериментальной базы ядерных исследований. Письмо подготовили и подписали наиболее осведомленные научные работники, среди которых был и П.Я. Глазунов. Особенно впечатляет гигантская по тем временам сумма в один миллион рублей, требуемая на строительство циклотрона.
Строительством и пуском руководил И.В. Курчатов. П.Я. Глазунов руководил проектированием и монтажом электрооборудования и энергетических систем (нынешнее название этих систем – радиоэлектронные системы, одни из самых важных в работе циклотрона). В то время в ряде стран Западной Европы тоже были планы по строительству циклотронов. Так, Коллеж де Франс в Париже в 1934 году проектировал циклотрон с диаметром полюсов D=850 мм (пущен в 1938 году), Институт теоретической физики в Копенгагене в 1936 году – циклотрон с D=900 мм (пущен в 1938 году), Кембриджский университет (Англия) в 1936 году – циклотрон с D=940 мм (пущен в 1939 году). Однако ни в одном научном центре Европы не предполагали построить столь большой циклотрон, как в ЛФТИ – мощностью 10 МэВ с диаметром полюсов D=1200 мм и весом 85 т. Выбор параметров циклотрона ЛФТИ говорит о смелости замыслов и прозорливости физиков-ядерщиков Физтеха, о большом размахе их планов.
Вряд ли И.В. Курчатов и А.И. Алиханов, по чьей инициативе, поддержанной А.Ф. Иоффе, начиналось строительство циклотрона ЛФТИ, могли предвидеть конкретное содержание и даже направление работ, которые были впоследствии выполнены на нём. Но они не сомневались в необходимости такого нового по замыслу, целям и возможностям прибора, связывали с ним большие надежды и всемерно способствовали вводу его в строй. Интуиция И.В. Курчатова позволила определить главное на тот период направление работ – создание ускорителей для исследования ядерных реакций, чтобы осуществить трансмутацию элементов и наработку трансурановых элементов.
К организационным вопросам строительства циклотрона примыкала и важная проблема фондов. Необходимое для циклотрона количество цветных металлов было получено в обмен на сданный цветной металлолом. Откуда же он брался? Оказывается, он был закуплен в комиссионных магазинах Вторцветмета на личные средства А.И. Алиханова, Л.А. Арцимовича и И.В. Курчатова!
СТРОИТЕЛЬСТВО ЦИКЛОТРОНА НАЧАЛОСЬ
Торжественная закладка здания циклотрона состоялась 22 сентября 1939 году. Котлован для него был уже вырыт. Первый кирпич в его основание был положен А. Ф. Иоффе, следующий – И. В. Курчатовым. Оба они выступили на митинге, состоявшемся тут же, на строительной площадке. Для придания всей процедуре еще большей торжественности в фундамент был замурован небольшой контейнер (трубка) с пластинкой из нержавеющей стали, на которой выгравировали следующий текст: «Во исполнение постановления Экономсовета при Совете Народных Комиссаров Союза ССР от 7 июня 1939 г., Циклотрон Ленинградского физико-технического института Академии наук заложен 22 сентября 1939 г. по проекту профессора А. И. Алиханова и профессора И. В. Курчатова при директоре института академике А. Ф. Иоффе». И на обороте: «Проект здания выполнен Отделом капитального строительства Института. Начальник ОКСа Лапковский Я. И., гл. инженер Жигулев А. Ф., инженер-электрик Глазунов П. Я., архитектор Гликман Я. Д., научный сотрудник Неменов Л. М., инженер- конструктор Ожегов Б. И.».
Об этом послании в будущее довольно быстро забыли, но позднее этот текст оказался всё же известен. В 1950-х годах в ЛФТИ проводилось строительство нового корпуса. С этой целью часть фундамента здания циклотрона была разрушена и вывезена из Института. А позднее, уже в ноябре 1964 года, площадку, куда был свезен строительный мусор, начали готовить под строительство жилых массивов. Разравнивая ее, бульдозерист увидел, как под ударом ножа из кирпичной кладки выпала железная трубка. Открыв ее, он обнаружил табличку и вложенные в контейнер «за компанию» десяток мелких монет. Все это было передано в ЛФТИ и ныне хранится в циклотронной лаборатории.
30 июля 1940 года на заседании президиума АН СССР было решено поручить РИАНу в текущем году дооборудовать действующий циклотрон, ФИАНу – к 15 октября подготовить необходимые материалы по строительству нового мощного циклотрона, а ЛФТИ – окончить строительство циклотрона в первом квартале 1941 года.
21 июня 1941 года был подписан акт о вводе в строй здания циклотронной лаборатории ЛФТИ. В нем был установлен ВЧ-генератор мощностью 20 кВт. Вакуумная камера с пирексовыми изоляторами успешно прошла вакуумные испытания. Это должен был быть самый крупный в Европе циклотрон, на котором протоны и дейтроны разгонялись бы до энергии 10 МэВ, ток пучка должен достигать 10 од. Для запуска не хватало только мощного магнита. Намеченный срок пуска циклотрона – 1 января 1942 года.
Утром 22 июня 1941 года в газете «Правда» была опубликована заметка о важном достижении советских ученых – завершении строительства циклотрона в Ленинграде. Эту новость должна была узнать вся страна, но не она стала главной. Тираж газеты был отпечатан накануне вечером, когда никто не мог себе представить, что утром, 22 июня 1941 года, начнется война.
ВОЙНА ИЗМЕНИЛА ПЛАНЫ
23 июня 1941 года Президиумом АН СССР были приняты решения по перестройке деятельности Академии наук в соответствии с требованиями военного времени: перестроить тематику на «укрепление военной мощи»; обеспечить НИРы по оборонной тематике силами и средствами; соблюдать строжайшую дисциплину военного времени. 7 июля 1941 года приказом № 85, подписанным директором ЛФТИ академиком А.Ф. Иоффе, в институте был установлен 11-часовой рабочий день.
Война прервала все работы по строительству циклотрона. Сотрудники ЛФТИ вместе с самым необходимым оборудованием были эвакуированы в г. Казань. Двумя эшелонами (2 и 23 августа) выехали 8 из 18 лабораторий (около 70 сотрудников) во главе с директором А.Ф. Иоффе. Вместе с учёными других институтов Академии наук они расположились на территории Казанского университета, где прямо в аудиториях расставили 1500 кроватей с матрацами.
Работы по ядерной физике были временно прекращены, и сотрудники И.В. Курчатова, в числе которых был П.Я. Глазунов, переключились на конкретные оборонные темы по исследованиям защиты кораблей, самолетов и танков. Курчатов с сотрудниками проводил работы по размагничиванию военных кораблей, создавая для них противоминную защиту; было реализовано более рациональное расположение топливных баков на самолетах Пе-2 и У-2; были разработаны складные решётки-экраны на башнях танков, к танкам приваривались металлические стержни диаметром до 25 мм, которые не допускали снаряды немецких пушек до брони – детонация происходила на стержнях.
Только в конце 1942 года в Казани была создана специальная лаборатория атомного ядра при АН СССР – в подвале Казанского авиационного института, по адресу: улица Карла Маркса, дом №10.
Из сотрудников ЛФТИ в Ленинграде осталось 103 человека во главе с профессором П.П. Кобеко. На первом этаже главного здания института появились амбразуры дотов, на втором разместили воинскую часть, на крыше циклотрона – пункт местной противовоздушной обороны.
Уникальное оборудование, приготовленное для циклотрона, не успели вывезти из Ленинграда до того, как вокруг него сомкнулось кольцо блокады.
Само здание циклотрона в годы войны использовалось и для производственных целей, и в качестве казармы для военных.
УРАН – СВЕРХВАЖЕН!
Академик АН СССР П.Л. Капица в феврале 1940 сформулировал точку зрения на возможность создания «урановой бомбы»: «...есть все объективные данные для утверждения, что в земных условиях ядерная энергия не будет использована». Даже в начале 1941 года работы в сфере ядерной физики в Советском Союзе еще не были секретными.
В начале мая 1942 года начальник ГРУ Генштаба направил начальнику Спецотдела Академии наук СССР М.П. Евдокимову письмо с просьбой сообщить о возможностях использования атомной энергии в военных целях. Ответ подготовил В.Г. Хлопин: «Что касается институтов АН СССР, то проводившиеся в них работы по данному вопросу временно свернуты как по условиям эвакуации этих институтов из Ленинграда, где остались основные установки (циклотрон РИАНа), так и потому, что, по нашему мнению, возможность использования внутриатомной энергии для военных целей в ближайшее время (в течение. настоящей войны) весьма мало вероятна».
Фото: Подписанное И.В. Сталиным «Распоряжение об организации работ по урану» / © 2024 Ольга Макарова / Фото с выставки «Эффект Курчатова – Александрова»
28 сентября 1942 года вышло распоряжение: «Возобновить работы по урановой тематике, организовать при Академии наук специальную лабораторию атомного ядра, академику А.Ф. Иоффе к 1 апреля 1943 года представить доклад о возможностях создания урановой бомбы или топлива».
В октябре 1942 года Игорь Васильевич Курчатов был вызван в Москву для знакомства с материалами, полученными внешней разведкой. Изучив данные, Курчатов подтвердил реальность угрозы. Он направил записку В.М. Молотову (датируется 27 ноября 1942 года), где отметил, что «возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена…» и просил руководство страны подойти к проблеме урана «как к государственной программе». Атомный проект стал самой яркой и судьбоносной страницей истории отечественной физики, в которой наука сыграла важнейшую роль в обеспечении ядерного паритета и баланса сил на мировой арене.
ЛФТИ создал для атомного проекта кадровую основу. Курчатов подбирал людей неторопливо и осмотрительно. К концу лета 1943 года число сотрудников не превышало 20 человек, к весне 1944 года – 50. Его не смущало и не останавливало то, что большинство набираемых сотрудников не имели учёных званий и научных степеней. Он ценил их за молодость, талант, за преданность науке и избранной профессии, а они разделяли научные устремления своего сорокалетнего руководителя, сразу получившего прозвище «Борода». Атомный проект был строжайше засекречен, работы по ядерной бомбе даже в совершенно секретных документах именовались «работами по первой проблеме».
АТОМНОЙ ГРУППЕ НУЖЕН ЦИКЛОТРОН
Эрнест Резерфорд еще в первые годы изучения атомного ядра сформулировал основной подход к экспериментам: «Бей его!». Для того, чтобы ударить по ядру, нужны частицы, разогнанные до скорости в несколько десятков тысяч километров в секунду. Наиболее эффективным прибором, позволяющим получать частицы с такой скоростью, был в то время циклотрон. С помощью циклотрона проводили исследования осуществимости цепной ядерной реакции деления урана; измеряли ядерные константы веществ, применяемых при конструировании атомной бомбы; изучали поведение нейтронов в неоднородных системах, входящих в состав бомбы. Циклотроны позволяли в большом количестве получать радиоизотопы, которые в то время начали использовать в биологии и медицине. Поэтому все коллективы, намеренные серьезно заниматься нейтронной физикой, стремились обзавестись циклотроном, несмотря на сложность и дороговизну этого аппарата.
Для работ над атомным проектом был нужен циклотрон. Сотрудники, проектировавшие его, разместились в Москве, в Пыжевском переулке. Учреждение имело скромное название «Лаборатория № 2», не сулящее ничего выдающегося. Тесные условия – человек на человеке (причем спали тут же), прибор на приборе – не радовали. Число листов ватмана и калек с чертежами узлов циклотрона росло, но от добротно вычерченного чертежа до реально собранного аппарата дорога была нескорая. Курчатов с досадой и грустью вспоминал, что в Ленинграде остался нормально работающий циклотрон, а также припрятаны детали и материалы ко второму, более мощному, но так и не достроенному. Это были вещи, которые сегодня позарез нужны, а достать или изготовить их в Москве – горы хлопот, месяцы времени. Создать установку в Москве в краткие сроки было невозможно. Циклотрон ЛФТИ, пуск которого планировали в 1942 году, остался в осажденном Ленинграде.
В ОСАЖДЕННЫЙ ЛЕНИНГРАД ЗА ДЕТАЛЯМИ ЦИКЛОТРОНА
18 января 1943 году была прорвана блокада Ленинграда, а в начале февраля начал действовать построенный в невероятно короткий срок участок железнодорожной линии вдоль Ладожского озера, связавший Ленинград с Большой Землей.
Магистраль, проходившая совсем рядом с передовой, простреливалась противником. Каждый метр был просто изрешечен; каждый рейс для машиниста и его бригады превращался в игру со смертью. Поэтому железнодорожники назвали эту опасную магистраль «Коридором смерти». Полностью обезопасить путь было невозможно. Эшелоны шли по простреливаемым участкам в основном ночью. Немецкие снаряды разрушали железнодорожное полотно, уничтожали паровозы и вагоны с грузами. Под непрекращающимся огнём противника проводился постоянный ремонт железнодорожного полотна. Сколько людей погибло на этой дороге – точно не известно, но, по оценке железнодорожников, погибли или были ранены более трети.
Курчатов принимает решение доставить из Ленинграда оборудование для сооружаемого в Лаборатории № 2 циклотрона. Это трудное и опасное дело он поручает своим сотрудникам Л.М. Неменову и П.Я. Глазунову. Командировку выписали на совнаркомовском бланке, подписал её заместитель председателя Совнаркома СССР М.Г. Первухин. Ленинградский областной комитет Коммунистической партии Советского Союза просили о содействии, советским органам предлагали оказывать любую поддержку, железнодорожникам предписывали продвигать без задержки грузы особого назначения.
В два большие мешка весом свыше ста килограммов Глазунов и Неменов сложили посылки от сотрудников Лаборатории № 2 для голодающих – родных и близких сотрудников ЛФТИ. Диспетчер в московском аэропорту, проверив вес багажа, ужаснулся и не дал разрешения на погрузку – транспортный самолет был опасно перегружен. Командир корабля развязал один из мешков и сердито сказал диспетчеру: «Видишь, что тут? Немедленно погрузи. Это же для ленинградцев! Без этих посылок не полечу».
Они вылетели. Из Москвы прилетели на полевой аэродром возле посёлка Хвойная Ленинградской области. Здесь дожидались темноты. Ночью летели в Ленинград на бреющем полете, под непрерывным обстрелом с земли и воздуха, промчались над Ладогой в двух-трех метрах от воды и приземлились на аэродроме «Смольная». Нет мерила тому мужеству, которое проявляли экипажи советских самолетов, ведя свои машины через огненный коридор. Высокое мастерство и изобретательность требовались пилотам, чтобы успешно пересекать Ладогу по нескольку раз за ночь. Через несколько дней они узнали, что летчик, разрешивший опасно перегрузить свой самолет посылками, погиб во время очередного вылета.
РАБОТА ПОД АРТОБСТРЕЛОМ
Добравшись до ЛФТИ, Неменов и Глазунов ходили по комнатам, осматривали аппаратуру и механизмы, покрытые морозным инеем, беседовали с товарищами, раздавали посылки. Многие знакомые навсегда ушли из жизни, оставшиеся с надеждой смотрели вперед – слухи о близком снятии блокады поддерживали силы, к тому же и паёк весной 1943 года стал получше, так что голодная смерть людям уже не грозила. Одновременно с надеждами рассматривали и другой вариант развития событий – возможность очередного штурма города весной 1943 года.
Во дворе института общими усилиями разрыли яму, где в первые дни войны сами спрятали оборудование циклотрона: кабели, латунные листы, медный прокат. Смазанные пушечным салом, запакованные в ящики, детали выглядели как новенькие. В один из тех дней на территорию института упали две бомбы; в комнате, где ночевали командированные, выбило все стекла, распахнуло двери, опрокинуло мебель. Но высокочастотный генератор в рост человека остался стоять в циклотронной лаборатории на своем месте, и ни одна доска не была вырвана из обшивки.
На заводе «Электросила» был обнаружен в целости и сохранности электромагнит весом в 75 тонн, но его части были разбросаны по цеху. Совместно с заводскими рабочими за несколько дней командированные собрали все детали, накрыли хранилище колпаками для защиты от осколков, навесили бирки – на будущее. Громоздкий электромагнит нечего было и думать вывозить из Ленинграда по узенькой, отвоеванной у врага полоске земли у Ладоги.
Завод «Электросила» находился на передовой в зоне боев, в трёх километрах от переднего края. Городской общественный транспорт не работал, приходилось ходить по 20 км от института до завода. Неприятным моментом в этих «прогулках» было то, что Ленинград постоянно обстреливали и бомбили. Причем, если о бомбёжках предупреждали сигналы воздушной тревоги, то артиллерийские снаряды могли прилететь в любое время и место. Часто немецкие артобстрелы были «приуроченными», в частности, к началу или окончанию рабочих смен. Чтобы не опоздать на работу, рабочие и служащие вынуждены были в буквальном смысле ползти под осколками. Надписей на фасадах, предупреждавших граждан, что при артобстреле данная сторона улицы наиболее опасна, весной 1943 года еще не было. Они появились только осенью.
Демонтаж оборудования совпал по времени с очередным артналётом, которым немцы старались остановить работающие цеха. Так и работали: на одной стороне цеха ликвидируют разрушения, на другой – выдают продукцию. Всего на огромный завод в одни сутки упало тридцать пять снарядов.
ДЕТАЛИ ЕДУТ В МОСКВУ
В два товарных вагона были погружены ВЧ-генератор и выпрямитель (смонтированные в трёх больших шкафах и изготовленные до войны для циклотрона ЛФТИ), пирексовые изоляторы для дуантов, выкопанные из «хранилища» листы латуни и меди, и некоторое другое оборудование (в частности, вакуумные насосы). В результате семидесятидневного пребывания в Ленинграде Неменов и Глазунов собрали и отправили в Москву даже больше того, что вначале надеялись раздобыть.
Летом 1943 года два литерных опечатанных вагона с грузом особого назначения вне очереди отправили по жмущейся к Ладожскому озеру железнодорожной ветке. В погрузке вагонов помогали партизаны, вызванные командованием Ленинградского фронта. В пути состав обстреляли из пулеметов, но опасную зону поезд проскочил удачно – ни одна из деталей не пострадала, хотя вагонные доски на уровне человеческого роста были все в пулевых дырах.
Груз был благополучно доставлен в Москву и использован для сооружения первого московского циклотрона (позднее названного «Циклотрон М-1»).
Из распоряжения по лаборатории № 2 АН СССР: «За проявленную инициативу и добросовестное отношение при выполнении задания выражаю Неменову Л.М. и Глазунову П.Я. благодарность и возбуждаю ходатайство о их премировани». Премия в то время составила по 1000 руб. для каждого сотрудника.
Фото: Подписанное И.В. Курчатовым «Распоряжение по лаборатории № 2 АН СССР», свидетельствующее о том, что атомный проект начинался не только в Пыжевском переулке, но и на Большой Калужской улице, 31 / © 2024 Ольга Макарова / Фото с выставки «Эффект Курчатова – Александрова»
Сохранилось трогательное письмо, подписанное И.В. Курчатовым и многими сотрудниками Лаборатории № 2, в котором они выражают глубокую благодарность сотрудникам ЛФТИ, оставшимся в Ленинграде. Они писали: «Вам мы обязаны тем, что ценнейшее оборудование ядерной лаборатории, созданное и приобретенное годами упорной работы коллектива ядерных лабораторий, оказалось в сохранности и может в нужный момент быть использовано. Не ограничиваясь этим, вы оказали нам сейчас огромную помощь при изготовлении и отправке оборудования, весьма необходимого для нашей работы».
В Москве Неменов и Глазунов узнали, что у них теперь новое, постоянное помещение в Покровском-Стрешневе, куда перебазируется Лаборатория № 2, что заказы, размещенные на московских заводах, понемногу выполняются и что, стало быть, подошла пора начинать монтаж циклотрона.
Материал подготовлен: Павлов Юрий Сергеевич / Доктор технических наук, заведующий лабораторией радиационных технологий ИФХЭ РАН
Редакторы: Ольга Макарова / Пресс-служба ИФХЭ РАН, Татьяна Кулькова / Администратор сайта ИФХЭ РАН